SAAS: новое арт-пространство в Челси

И оно начинает свой путь с выставки современного русского художника Валерия Чтака. Афиша Лондона узнала подробности.

SAAS – Sofya Abbott Art Space – открывается уже сегодня, 28 июня, в Челси. Накануне открытия Афиша Лондона встретилась с Софией Эбботт и Валерием Чтаком – художником, с которого все начнется в SAAS, чтобы поговорить о современном искусстве и причинах его любить или ненавидеть.

О культурных кодах

София, SAAS – это галерея русского искусства? На чем планируете сфокусироваться?

С.Э. – SAAS – даже не галерея как таковая, это арт-спейс. Я не хотела делать очередную классическую английскую галерею. Проблема с ними в том, что туда даже заходить страшно. На тебя по-снобски посматривают, куратор может сказать что-то с пренебрежением. Очень холодное ощущение. У меня была задача сделать наоборот: заходите к нам посмотреть, что здесь происходит!

Я люблю современное искусство за дерзость, когда художник не стесняется в выражениях своего восприятия мира.  Я хочу привозить в Лондон художников из разных стран, главное, чтобы они бросали вызов общепринятым нормам, раздвигали границы дозволенного, были бунтарями. Я обязательно покажу Лондону потрясающих современных художников из Кубы, Южной Африки, есть одна очень интересная художница, которая живет в Косово, сербка – все очень разное. Кроме всего прочего, для меня еще очень важно продвигать гендерное равенство в галерее. Обычно женщины составляют всего несколько процентов от всех художников, выставляемых той или иной галереей, для меня важно, чтобы в SAAS не было гендерной предвзятости.

В.Ч. (Валерий Чтак) – Надо сказать, что открывается галерея моей выставкой, а я тоже не хочу быть просто русским художником. Не все ведь знают, что Дэмиен Херст – британец, а Джефф Кунс – американец. Они давно вышли на другую орбиту, на интернациональный уровень, их искусство не является локальным. И я хочу, чтобы то, что я делаю, не проходило под штампом «русский художник».

С.Э. – Должны быть некие культурные коды, понятные не только для русского глаза. Коды, которые считываются людьми определенного уровня сознания, но совершенно не обязательно определенной национальности.

«Никто ничего не понимает»

Валера, это твоя первая выставка в Лондоне?

В.Ч. – В 2010 я делал выставку «Живопись — это мёртвый язык». Круто было, мне очень понравилось.

А у выставки в SAAS какой концепт?

В.Ч. – Выставка называется «British celebrities». Хотя можно было назвать и по-другому: «Непохожие». Эта выставка про несоответствие того, что вы видите, тому, что вы читаете об этом. История называется «художник-ебанат» или, более литературно, художник в поиске абсурдистского высказывания. Есть две платформы, знаешь, как когда ты магниты одинаковыми полюсами соединяешь, они так делают «вззззз» – и отталкиваются.

И тут в голове должно произойти тоже самое?

В.Ч. – Да, ты прижимаешь, держишь, и вроде бы держится, а потом отпускаешь, а они – в разные стороны. Так и здесь.

С.Э. – Кстати, а почему ты именно этих людей для своих холстов выбрал?

В.Ч. – Тим Рот, Стивен Фрай – я их люблю… Хотел вот еще написать Эмму Уотсон, но неожиданно получилась Келли Брук.

Работы с британскими знаменитостями создавались конкретно для этой выставки? Никто еще их не видел и не знает, что за интрига здесь кроется?

В.Ч. – Никто! Но будет еще и некоторое количество старых работ, которые мне нравятся.

Сколько выставка продлится?

С.Э. – До середины июля, потом я хочу ее увезти, сделать поп-арт на юге Франции: либо в Антибе, либо будет проект с одной из галерей в Сен-Поль-де-Вансе. Если Валера не против….

А как вообще тебя за границей принимают?

В.Ч. – Да хорошо принимают обычно. Никто ничего не понимает. Я выставляю довольно существенный забор в виде языков, которые нужно знать, чтобы все это понимать.

А у тебя нет никаких подписей к работам, которые содержат перевод, контекст объясняют?

В.Ч. – Я радикально против текстов. Я их не люблю и сам никогда не читаю. Это очень претенциозно и неинтересно. «Художница исследовала сочетание высокого и низкого» – да ничего она не исследовала, она просто делает, что может.

С.Э. – А потом под это подводят теоретическую базу.

В.Ч. – Я глубоко убежден, что есть конкретная работа и есть я, который на нее смотрит. И мне абсолютно все равно, кто там что написал. Вот Соня любит Хармса, и я люблю Хармса, но это два разных Хармса совершенно точно.

Нет желания что-то про свое искусство разъяснять?

В.Ч. – Неет!

Как ты этот процесс видишь: у каждого свои ассоциации должны возникнуть? Или для тебя важно творить и вообще плевать, кто что подумает?

В.Ч. – Если человеку захочется выстроить отношения с моим творчеством, то пускай он их выстраивает. Не получается – ну и не надо. Это вот аналогия: «Мне кажется, ты меня разлюбил» – ну, значит, видимо, не кажется, так и есть. Если ты кому-то нравишься всерьез, ты это понимаешь, тебе не нужны никакие доказательства. Если доказательства нужны, если ты этого не видишь, действительно плохо дело.

Для тебя искусство – это любовь? Либо есть, либо нет?

В.Ч. – Абсолютно!

«Современное искусство как инвестиция или удовольствие»

София, а вы как считаете? Можно ли рассматривать современное искусство с точки зрения инвестиций или здесь все только про любовь и про то, что цепляет?

С.Э. – Меня больше всего смущают люди, которые говорят: я воспринимаю искусство исключительно как инвестицию. Мне важно, сколько это будет стоить через год-два-десять…

Но у многих именно такое отношение.

С.Э. – Да, но воспринимать современное искусство с точки зрения инвестиций — очень рискованно. Например, Демиен Херст сейчас стоит миллионы, а потом он всем надоест и что тогда.

В.Ч. – Да он уже всем надоел….

С.Э. – Этот рынок – абсолютный пузырь. Если ты начинаешь влипать и гнаться, рано или поздно все равно прогоришь. Ну, если повезет, может, выиграешь, но это не золотые прииски и не ценные бумаги, это не вложение. Вообще, рассматривать искусство с точки зрения инвестиций – преступление.

(Валерий начинает рисовать на столе)

С.Э. – Есть у нас знакомый, который купил Рубенса, положил его в сейф – инвестиция! Для меня это пошло, банально и некрасиво. Искусство должно жить, нельзя с ним так.

Любовь, секс и химия

Валерий – художник, который открывает своей выставкой вашу галерею. Как вы нашли друг друга, как все срослось? Химия?

С.Э. – Валера – друг моих друзей, могу я сказать так?

В.Ч. – Именно так и есть.

С.Э. – У меня еще в школе было два чудесных друга, и они оба друзья Валеры. Один из них -московский режиссер, Михаил Местецкий, он сейчас снял нашумевший фильм – «Тряпичный союз» – очень интересный и душевный. У второго друга как раз галерея в Риге, где Валера дважды выставлялся. Я увидела Валерины работы у них и безумно влюбилась. Но мы не были лично знакомы до того, как начали делать этот проект. Валера вообще-то филолог…

В.Ч. – Нет, я – не филолог.

С.Э. – Ну хорошо, лингвист…

В.Ч. – Нет, не лингвист.

С.Э. – Хорошо, работаешь с языками…

В.Ч. – Я – библиотековед.

С.Э. – …который работает в искусстве со словом, что очень большая редкость: других художников, которые работают с разными языками на холстах и других поверхностях я не видела.

В.Ч. – Вот это правда!

С.Э. – Меня очень впечатлило, что это не просто «Я –  Валера Чтак», а философские мысли на разных языках: на японском, на грузинском, на моем любимом сербском. Я вообще, когда увидела, что у него на сербском есть надписи, – все, для меня это сразу любовь. У Валеры даже татуировка есть на сербском, как выяснилось…

Почему именно сербский, что у вас с ним связано?

С.Э. – Я долго учила сербский и хорошо его знаю, делала репортажи из Косово, из Сербии, из Боснии, для меня это близкая культура. Безумно люблю всех этих людей, хотя они абсолютно чокнутые. У меня много друзей там. Когда ты объясняешь кому-то, что говоришь по-сербски и любишь Сербию, люди обычно говорят: да что это вообще, кому нужна твоя Сербия?

И вообще, где она находится?

С.Э. – Вот именно! И есть вторая категория. Очень небольшое количество людей, которые говорят: даа! И это, конечно, сразу контакт. А уж татуировки на сербском у русских людей – вообще никогда такого не слышала и не встречала.

Вообще у Валеры есть совершенно сумасшедшие концепты, это абсолютно неклассическое искусство. При этом в творчестве присутствуют периоды, которые сменяют друг друга. С одной стороны, есть уникальный стиль и язык творчества, а с другой – постоянное движение. Это не просто «я вот выбрал какую-то штуку и давай ее воспроизводить под разным соусом».

В.Ч. – Я много упреков слышал в свой адрес, что я именно так и делаю.

Но мысль одну и ту же воспроизводить невозможно, они у вас в каждой работе разные, кого-то одно цепляет, а кого-то – другое совсем.

В.Ч. – Я рад что есть люди, которые это понимают, но в основном…

Мне кажется, что люди настороженно относятся к современному искусству. И это можно понять: его уровень сильно варьируется. Если у человека есть негативный опыт, он закрывается и говорит, что все это не его история и все современное искусство – мусорное.

В.Ч. – Так это ведь также абсолютно получается, как с сексом. Можно хорошо провести время однажды и понять, как это делается. А можно так: ну все это делают, и я тоже делаю… ну да… но вообще-то я так ничего и не поняла. Я замужем уже тридцать лет, но так ничего и не поняла… Твой муж – мудак! – хочется мне сказать.

Но через тридцать лет это уже как-то грустно осознавать. Лучше прибывать в иллюзиях, что просто не поняла.

В.Ч. – Вот также и с современным искусством работает.

О социальной журналистике и обнаженных мужчинах

София, очевидно, что вы с современным искусством «по любви». А чем занимались до переезда в Лондон?

С.Э. – В Москве я работала в журналистике очень много, в PR, преподавала на Журфаке МГУ. Но вот папа, мама и сестра у меня художники. Среда вокруг была очень творческая, я выросла среди потрясающих людей, у нас никогда не было такого, что дети где-то не присутствуют, «детям пора спать». Я находилась со взрослыми днем и ночью, буквально засыпала под банкетными столами. Конечно, все это на мне отразилось. Переезд в Лондон полтора года назад полностью выбил меня из зоны комфорта. Я занималась журналистскими фрилансовыми историями, они были понятны. Несколько раз мне случалось оказаться на месте терактов: в Ницце и дважды в Лондоне, я делала репортажи оттуда. Когда в Лондоне была премьера «Про любовь», фильм закончился, забегает женщина и кричит: на улице теракт, мы из кинотеатра никого не выпускаем.

Осенью 2017?

С.Э. – Да, вот этот фейк-теракт. Я тут же схватила телефон и побежала на улицу. Мне кричали: нельзя, вернитесь! Пришлось показать им свое удостоверение журналиста. Вот такие странные у меня были фрилансы здесь. А в России я писала на социальные темы: домашнее насилие, брошенные дети. Но для этого ты должен там находиться, ты не можешь делать это откуда-то.

Еще я была главным редактором единственного в России журнала для женщин – Playgirl. Мы его привезли в 2004 году, тогда это еще было возможно. Мы были единственное, на тот момент, официально зарегистрированное эротическое издание, что создало массу проблем: приходилось делать экспертизу каждой фотографии в институте Сербского, доказывать, что это не порнография. Это было страшно забавно. Такие пожилые дядечки сидели и оценивали фотографии обнаженных мужчин в полной «боевой готовности». Они мне говорили: это невозможно, это гипертрофировано! Приходилось спорить, что это вполне себе реальность, живые люди. Потом нас все-таки закрыли за порнографию. Были маски-шоу, ворвались в редакцию, всех положили на пол, довольно неприятно.

А сколько просуществовал журнал?

С.Э. – 8 месяцев. Но это 2004 год, тогда это еще было возможно в России, сейчас об этом даже подумать-то страшно!

И все же, не смотря на окружение, в котором вы росли, открыть галерею – шаг в новом для вас направлении?

С.Э. – Я переехала сюда, вышла из зоны комфорта и стала думать, что бы можно было такого сделать. К тому же мои дети были вырваны из привычной для них среды, из социального, интеллектуального окружения, в котором выросла я, и которого желала для них. Например, моя старшая дочь всегда ходила с нами на мероприятия: на выставки, концерты, начиная с трех лет. Когда мы переехала, этой среды для моих детей не стало. Это и послужило для меня главным стимулом. Я захотела создать пространство, в котором смогу вокруг себя и вокруг того, что я делаю, собирать людей, близких мне по духу. К тому же, у моих ближайших друзей – галерея в Риге, у других друзей уже 12 лет галерея русского искусства в Париже – они меня на эту тему «обрабатывали». Столько друзей-художников вокруг, перспективы благоприятные.

Интересно было привезти в Лондон русское искусство, которое сейчас здесь очень просело. Многие говорят: все, что делает сейчас русский контемпорари арт – это то, что делали в Англии, условно, 15 лет назад. Все это неактуально, неинтересно. На мой взгляд, это достаточно обидно.

Вызов принят?

С.Э. – Конечно!

Увидеть выставку художника Валерия Чтака можно до 20 июля в новой галерее SAAS по адресу: 111 Cheyne Walk, Sw10 0DJ, London

Беседовала Елизавета Давыдова