Художница Юлдус Бахтиозина: «Я родом из сказочной семьи»

В Royal Opera House в январе ожидается мировая премьера на остросоциальную тему становления характеров — новый балет Aisha and Abhaya. В центре сказочного повествования две сестры, с арабским именем Аиша и индийским — Абхайя, что означает «надежда» и «бесстрашие». Постановка включает в себя фильм режиссёра Кибве Тавареса, сценографию израильского хореографа Шарон Эяль и музыку британско-ямайского музыканта Gaika. Грядущее представление описывают как праздник для чувств с роскошными костюмами. Героини в кокошниках и соболиных палантинах блистают на сцене в нарядах русских царевен с ярусами жемчужных бус. В роли дизайнера костюмов выступает молодая художница из Петербурга Юлдус Бахтиозина.

Юлдус — фотограф, выпускница Central Saint Martins College, University of the Arts London. Первый русский спикер конференции TED. Была названа каналом BBC «одной из 100 женщин года, меняющих мир к лучшему». На выставке в Брюсселе её работы соседствовали с произведениями Марины Абрамович, Яна Фабра и Йоко Оно. А в конце 2019 года художница впервые выступила в роли режиссёра в фильме «Дочь рыбака». Накануне премьеры спектакля в Королевском театре в Ковент Гардене журнал Afisha.London встретился с Юлдус в галерее современного искусства Anna Nova, которая представляет художницу, и узнал подробности этого проекта.

— Юлдус, премьера спектакля в Royal Opera House «Аиша и Абхайя» состоится 21 января 2020 года. С чего начался этот проект и история о двух сёстрах-иммигрантках, которые покинули дома и оказались в новом фантастическом мире?

Кибве Таварес (Kibwe Tavares) — известный режиссёр, лауреат премии Sundance — написал, что хочет поработать со мной на тему сказок. Мы встретились на London Fashion Week, и он показал мудборд, полностью составленный из моих фотографий. В работах я сочетаю несочетаемое, соединяю ощущение колоссальной роскоши и абсолютного трэша, брутальное с инфантильно-нежным. В этих работах нет пресловутой русской тоски, но есть отчаяние и грусть. Красиво, но больно. Эти грани, визуально острые и друг другу противоречащие, они его как художника зацепили.

Я сказала, что никому не доверю головные уборы, поскольку делаю детали руками сама, и это занимает несколько месяцев. Сложно было удачно «поженить» стилистику участников проекта. У Кибве в сказках — роботы, у меня — русские царевны, мистические персонажи и огромное количество деталей, у израильского хореографа Шарон — гипер-минимализм: в её представлении костюм — это боди телесного цвета, через который видны движения мышц. В мире политкорректности тебе не разрешены прямые разговоры и жёсткие высказывания, ты не можешь отстаивать свою позицию. Я же человек прямой, и если мне что-то не нравится — прямо говорю об этом. Поэтому этот проект был мой личный челлендж как художника — сохранить историю Кибве, не потерять себя, не дать исчезнуть хореографии и успешно поработать в такой команде. Должен получиться очень интересный микс.

— В центре ваших работ — русская сказка, переосмысленный фольклор, ироничный взгляд на родину. Эта «русскость» определяет ваш стиль?

Я русская, петербурженка в третьем поколении, у меня татарская кровь. Мама наполовину украинка с польско-еврейскими корнями, отец — татарин. Наши предки из татарской княжеской династии, и я сейчас как раз занимаюсь исследованием, связанным с татарской составляющей. К этому подталкивает ещё мой будущий творческий проект, посвящённый «татарскому барокко». Я очень люблю Россию, и беру лучшее, что в ней есть. Но также мне близка эклектика, смешение множества национальных элементов под соусом иронии, антилогики и феминизма. Сильные духом девушки-беженцы из Африки в кокошниках и сарафанах. Отчасти я из страны эскапизма.

— Ваш фильм «Дочь рыбака» имеет отсылки к советской тематике. Почему вы решили сделать такую перекличку с той действительностью?

Мне повезло с советским детством: мама читала много сказок, а папа сочинял их прямо на ходу! Я сама рассказывала сказки старшей сестре, когда та болела… Получается, я родом из сказочной семьи! Это оказало влияние на меня. В сказках есть трогательная наивность, чистота, доброта, множество метафор, мораль, нет пошлости. В фильме бережно показан советский антураж. Изначально был запланирован короткий метр и приглашён оператор из Лос-Анджелеса. В итоге получился полноценный фильм, снимали мы сами, на полном самофинансировании, по 20 часов в день, чтобы отбить предоставленную локацию. Найти советские интерьеры было сложно, сейчас всё испорчено пластиком. Многие не хотели пускать к себе снимать, особенно кто раньше сталкивался с «киношниками». Но я хотела именно настоящую советскую стилистику.

А вот что касается костюмов в фильме, то это, конечно, contemporary. Они сочетают в себе «татарское барокко» и русский фольклор, есть немного китча. Для нас был очень важен цвет — зелёный. Зелёный цвет означает торжество жизни над смертью, а у нас в фильме есть такая линия, поэтому в данном случае цвет работает на общий замысел как символ. К тому же фильм о дочери рыбака, которая претендует называться царевной, это такое тридевятое царство, много «подводных» тем и атрибутов. Самое забавное, что зелёный цвет для меня самый тяжёлый, я всегда старалась его избегать, это был вызов самой себе — смогу ли я поработать с зелёным цветом и сделать то, что мне нравится.

— Получается, что фильм «Дочь рыбака» и балет «Аиша и Абхайя» в Лондоне выходят практически одновременно. Они перекликаются между собой?

И то, и другое — сказки. И там, и там — по два женских персонажа. В спектакле это сёстры, они заодно друг с другом, а в фильме — учитель и ученик, такие полувраги-полудрузья. Как и спектакль, фильм — драма, в нём много боли главных героинь, но в то же время фильм полон сарказма.

— Чтобы создать новую реальность для съёмок, вы физически делаете каждую деталь — от костюмов до сцены. Цифровая обработка для вас недостаточно правдива. Откуда такое стремление к правде жизни, к отсутствию фальши в своём творчестве?

Мне лень сидеть в фотошопе. В случае плёнки получаешь результат гораздо быстрее: проявка, сканирование — и готово! На цифру я тоже снимала, но мне больше нравится эстетика плёнки — «живая», настоящая. Важно выстроить кадр, убедиться, что он классный, и потом максимум снять второй запасной, и всё. Камера — это инструмент, с её помощью я выражаю то, что могла бы, к примеру, нарисовать или вышить, либо воплотить в жизнь как-то иначе. Главное — увидеть тот результат, который задумал.

— Вы говорили, что вас больше всего восхищает возможность воплощать мечты людей о том, чтобы быть кем-то другим, в реальность. Например, история с вашей моделью, которая скончалась в возрасте 22 лет от порока сердца через несколько дней после выставки, на которой она сфотографирована в образе мощной воительницы, однако в реальной жизни она не могла заниматься спортом из-за проблем со здоровьем, но вы воплотили ее мечту и сделали образ с ней в виде воинственной амазонки. Вас радует возможность дать людям шанс стать кем-то другим, реализовать мечту о перевоплощении?

Фотосессии действительно были сродни терапии, и мои модели — настоящие борцы. Но кому-то для продолжения борьбы нужно немного помочь, и съёмка была именно такой помощью. Уход от реальности случился даже со мной, когда я жила в Лондоне без семьи и друзей. Работала тогда официанткой, придумывала себе образ и становилась внешне совсем другой. Тогда я представляла, будто играю роль в кино. А через пару месяцев нашла другую работу и вернулась к самой себе. Такая игра в эскапизм помогла мне и помогает некоторым моделям.

Telegram

— Что для вас является движущей силой?

Моим движком является счастье. Я должна быть счастливой. Когда мне хорошо, есть ощущение счастья — я творю, когда плохо — всё натурально валится из рук. Я не из тех художников, кто способен работать в депрессии. Однако, когда есть обязательства, я их выполню, независимо от состояния.

— Вы как-то сказали, что вам близок «амазонский» феминизм. Что это для вас? Вы бы назвали свои произведения феминистическими?

«Амазонский» феминизм — это про силу женщины и её сексуальность. Моё произведение сделано женщиной-режиссёром, в нём много женщин, много образов, которые говорят о саморазвитии, они толкают зрителя на то, что нужно работать, трудиться и развиваться, и просто так тебе судьба ничего не подарит. Мне очень близок такой подход. Иногда нужно адекватно на себя смотреть, не принимать себя таким, какой ты есть, потому что это путь в никуда, а понять, где ты можешь стать лучше. Для меня феминизм — это работа над собой и право отстаивать и выражать себя, как личность, пусть даже это будет резко, дерзко, провокативно. А мой фильм «Дочь рыбака» — да, это абсолютно феминистская сказка с «амазонской» историей.

— В своём инстаграме вы часто сами выступаете в роли модели, примеряя на себя множество разнообразных ироничных, провоцирующих образов. Какой образ вам ближе сейчас и в каком вы видите себя через десять лет?

Я художник, артистка. Мне нравится играть в то, во что я сейчас играю. В детстве я ходила в театральную студию, мне там давали роли нежных Алёнушек, фей, нимф, а мне хотелось играть злодейку с массой «скелетов в шкафу», чтобы в характере было много тональностей. И вот, наконец, в своём фильме я играю эпизодическую, но крайне авторитарную роль настоящей сволочи. А через десять лет я не загадываю, я даже не знаю, что будет через пару недель. Этот год научил меня не загадывать. Живи, пока дышишь, и наслаждайся.

Благодарим за помощь в подготовке материала Anna Nova Gallery и Юлию Попову

Фотографии из личного архива Юлдус Бахтиозиной

Балет Aisha and Abhaya

Где: Royal Opera House

Когда: 21 января – 9 февраля 2020

Билеты

Выставка Фаберже в Лондоне