«Саломея» Максима Диденко: между верой и плотью

Постановка Максима Диденко «Саломея» — дерзкая работа израильского театра «Гешер» — идёт в Лондоне до 11 октября и уже разделила зрителей на два лагеря. Одни называют её выдающимся примером современного театра, другие — спорной и провокационной. Редакция Afisha.London побывала на спектакле и советует составить собственное мнение, посмотрев его лично. О своих впечатлениях рассказывает наш колумнист Наталья Рубцова.

 

Этот материал есть на английском языке 

 

«Саломея» Диденко  выстраивает сложный диалог сразу с двумя традициями: библейским текстом и декадентской пьесой Оскара Уайльда. Режиссёру удаётся удержать напряжение между каноническим источником, где Саломея почти безголосая тень, и уайльдовской версией, в которой героиня становится воплощением страсти и гибели.

 

 


Сюжет притчи и пьесы в целом совпадает, за минусом одной детали. Царь Ирод (Doron Tavori), взявший в жены супругу брата Иродиаду, живёт с ней в грехе, о чём жителям Иудеи неустанно напоминает пророк Иоканаан — Иоанн Креститель. С ними живёт дочь Иродиады, Саломея (Neta Roth), которая однажды услышав пророка, желает его увидеть, после чего её обуревает неистовая страсть. Однако Иоаканн отвергает её.

 

Читайте также: Зимний гид Afisha.London: куда пойти в Лондоне на Рождество 2025

 

Фото: Isaiah Fainberg

 


Царь Ирод испытывает к падчерице нескрываемую страсть, и, когда просит станцевать для него, обещает исполнить любое её желание. Саломея  танцует «танец семи покрывал», сбрасывая с себя всю одежду и доведя Ирода до полного исступления, после чего просит в качестве награды голову пророка на серебряном блюде. Царь мучительно сопротивляется её желанию, но в конце концов исполняет его, следуя своей же клятве, а после даёт приказ убить и саму Саломею.

 

 

 


В притче Саломея неопытна и невинна, через неё действует мать Иродиада, которая хочет отомстить пророку за его публичное осуждение. Это она наущает Саломею просить его голову в качестве награды. В пьесе Уайльда Саломея сама есть субъект греха, похоти. Она высказывает своё желание не ради удовлетворения требований матери, но потому, что Иоканаан отверг её, а она, как взбалмошный подросток и одновременно как отверженная женщина, хочет отмстить любым способом.

 

 


Диденко плотно следует за текстом пьесы, и Саломея предстаёт пред нами соблазнительницей Иоканаана (Shir Sayag) и Ирода, о чём нам недвусмысленно подсказывает показанный посреди действа серебряный змий, символ грехопадения. «Я ещё люблю тебя, Иоканаан. Тебя одного. Твоей красоты я жажду… Девушкой была я, ты лишил меня девственности. Целомудренна я была, ты зажёг огонь в моих жилах». Здесь Саломея не жертва, она — субъект страсти. Пророк отвергает её, и именно это отвержение рождает чудовищное желание обладать хотя бы его мёртвым телом. Но в то же время – она подросток, взбалмошный, избалованный, идущий наперекор и матери, и отчиму. Для неё главным навязчивым импульсом становится «я хочу».

 

Читайте также: Осенний Лондон: лучшие уголки для прогулок и фотографий

 

Фото: Isaiah Fainberg

 


В змееподобной маске Саломея начинает свой танец семи покрывал. В спектакле эта кульминационная сцена становится ключом к прочтению: страсть Саломеи не возвышена, а падшая, плотская. Её танец – это движения сломанной куклы. Он лишён соблазнительной грации: это не восточный танец соблазна, а движения неумелой девочки, и в этом случае хочется сказать отдельное «браво» режиссёру и хореографу, настолько тонко это прочитано и воплощено. Мы понимаем: соблазняет не тело Саломеи, а взгляд Ирода, его греховное воображение, рисующее её. В отличие от Евангелия, где пляска описана как акт соблазнения, у Диденко это скорее сцена трагического непонимания (не зря Ирод потом, услышав просьбу, будет так сокрушён).

 

 


Фигура Иродиады рождает много вопросов. С одной стороны, она пытается защитить свою дочь, говоря Ироду «не смотри на неё», но любой запрет, как известно, рождает ещё больше соблазна сделать. Во время танца лишь она и Ирод остаются с не завязанными глазами. На полотнах мировой живописи, запечатлевших этот сюжет танца, Саломея всегда соблазнительна, и режиссёр делает отличный ход, приказав всем, присутствующим при танце, надеть повязки на глаза – никто не должен этого видеть. Ирод смотрит, а Иродиада отворачивается: она не в силах видеть танец Саломеи. Это может быть страх за своё место жены, ведь Ирод легко может променять её: он уже обещал Саломее полцарства за танец.

 

 


Трудно поверить, что в Иродиаде всё же рождается некое материнское чувство, а защитить своего ребёнка она уже не может. С другой стороны, мы слышим её неподдельную радость, когда Саломея требует отрубленную голову Иоканаана за танец. Это её пророк уничтожал словами, и желание дочери кажется в какой-то момент актом защиты, поддержкой. Иоканаан заслужил, пожалуй, самое пристальное зрительское внимание. Его голос, рождённый (по пьесе) в недрах водоёма, звучит в спектакле как будто из другого измерения. Трудно не заметить особенный тембр и удивительную мягкость, силу этого актёра, который не оставил равнодушным никого. У Диденко Иоканаан становится больше чем человеком — космической силой, живым знаком другого мира.

 

Читайте также: Что делать в Лондоне в этом месяце: афиша главных событий

 

Фото: Isaiah Fainberg

 


Финал случился быстро и предсказуемо: Саломея обнимает мёртвую голову и произносит: «Если бы ты посмотрел, ты полюбил бы меня, потому что тайна любви больше, чем тайна смерти». Эта фраза прямо перекликается с уайльдовской версией и выдвигает Саломею в центр мифа — не как безмолвную девицу, но как трагическую героиню, пожираемую собственной страстью. Увидев, как она целует в губы отрубленную голову пророка, Ирод даёт приказ убить Саломею.

 

 


Пожалуй, можно сказать, что Максим Диденко превращает библейскую притчу и уайльдовскую драму в синтетическое зрелище, где переплетаются мотивы веры и соблазна, святости и греха. Голос пророка, символика змия, трагический танец Саломеи — всё это создаёт пространство, где зритель слышит не только историю из Евангелия, но и эхо современной тревоги: о бессилии веры перед страстью и о том, как легко духовное уступает плотскому. Это постановку Театра Гешер сложно сравнивать, например, с «Саломеей» Романа Виктюка (там режиссёр добавлял и Оскара Уайльда как действующее лицо, и Саломею делал прелестным юношей, чей танец более плотский, чем мы увидели в театре Theatre Royal Haymarket) или с оперными постановками Штрауса. Невероятно своевременный текст, и Максим Диденко своим спектаклем подтверждает, что время декаданса и смерти сейчас как нельзя более актуально для обсуждения.

 

«Саломея» на сцене до 11 октября. Билеты и подробности

 

Фото на обложке: Isaiah Fainberg

 

 

 


Читайте также:

Пять детективов для осени: шпионы, исчезновения и английский юмор

Богатые тоже плачут? Нам плевать: почему сериалы о красивой жизни такие скучные

Десять осенних выставок в Лондоне – это нужно видеть

Array ( [related_params] => Array ( [query_params] => Array ( [post_type] => post [posts_per_page] => 5 [post__not_in] => Array ( [0] => 126193 ) [tax_query] => Array ( [0] => Array ( [taxonomy] => category [field] => id [terms] => Array ( [0] => 1676 ) ) ) ) [title] => Похожие статьи ) )
error: Content is protected !!