Современный экспериментальный театр

В Англии, России и Германии. В чем различия?

Что мы знаем о современном экспериментальном театре и о том, чем он живет? Ада Мухина – театральный режиссер, педагог и куратор, рассказала Афише Лондона о своем пути от студентки юридического факультета до режиссера авангардных перфомансов.

Об истории и географии

Ада, как вы решили стать режиссером? Театр – это детская мечта?

Я начинала с образования в сфере прав человека и гражданского права, занималась правовым просвещением с подростками. В то же время меня всегда привлекал театр. В какой-то момент я задалась вопросом: а может ли театр как-то влиять на общество, поднимать острые социальные вопросы, заставлять мир меняться? Так появился Театральный проект «Вместе».  Это социальный театральный проект в Санкт-Петербурге, ему уже более 6 лет. Мы работаем с различными социальными группами: с подростками, активистами, мигрантами, создаем спектакли и перфомансы на пересечении общественных проблем и искусства.

Проект стартовал настолько успешно, что, вскоре после его запуска, я поступила в магистратуру театральной академии в Петербурге, которая открылась при новой сцене Александринского театра. Параллельно сделала два проекта в Большом драматическом театре, за что спасибо моему мастеру Андрею Могучему. После магистратуры получила стипендию от фонда Гумбольдта и уехала в Германию, где также занималась темой социальных театров. В России таких проектов довольно мало, но они давно популярны в Европе. Потом я получила еще стипендию Чивнинг и так поступила в Центральную Школу сценической речи и драматического искусства в Лондоне.

Почему Лондон? Здесь более современный подход к театру? 

Самое продвинутое театральное образование в сфере экспериментального театра в Европе — в Лондоне, Амстердаме и Германии, поэтому я выбирала из этих трех мест. В Лондоне удалось стипендию получить и поступить на очень интересную магистерскую программу — «Современные театральные практики» (MA Advanced Theatre Practice).

Интересно, что прозвучало два города и страна. Германия, в целом, настолько прогрессивна в плане современного театра? Берлин не является центром притяжения?

Там очень интересно все устроено, действует правило: в каждом большом городе должен быть театр, где есть драма, балет и опера. Страна поделена на 16 земель, каждая земля поддерживает свой театр, они конкурируют друг с другом. В Германии «всюду жизнь». Художники постоянно перемещаются из одного театра в другой, постановки по стране гастролируют. Что касается современного театрального образования, у тебя есть как минимум три варианта: Гиссен, Хильдесхайм, Берлин. В Великобритании, например, 70% театральной жизни проходит в Лондоне. Хочешь заниматься театром, надо постараться осесть здесь.

О технических и творческих работниках

Вы учились в России и в Англии. Есть ли какая-то объективная разница в подходе к театральному образованию в этих двух странах?

В обеих странах я училась на очень нетипичных, неклассических программах. На новой сцене Александринского театра магистратура мастерства сценических постановок открылась только в 2013 году. Это инновационная программа, в ее рамках пробуют и выпускают очень разные вещи, в том числе, экспериментальные. В Лондоне большой упор стандартно делается на подготовке актеров для классических сцен и для мюзиклов, здесь очень востребован формат коммерческого театра, но именно моя программа занимается продвинутыми театральными практиками: ее выпускники (например, Тим Крауч или театральная компания Shunt) известны в Британии как театральные инноваторы.

А если эти две экспериментальные программы сравнивать?

Что меня удивило в Лондоне, нам разрешают играть, как детям. В школе очень много светового, звукового и видео оборудования. У тебя возникла идея, ты ее озвучиваешь, тебе дают технику, запускают в экспериментальную комнату: пожалуйста, разбирайся, придумывай, как именно ты будешь работать. Все оборудование в наличии, базовые принципы его работы тебе объяснили, но дальше за тебя никто делать не будет. Для будущего молодых художников это важно, ведь до того, как вокруг них сформируется команда, многое придется делать самим.

В России есть очень четкое разделение в театре: технический работник и творческий работник. Если тебе нужно решить техническую задачу, ты идешь к определенному специалисту и ставишь ее. В обоих этих подходах есть плюсы и минусы.

песочные сказки алена войнова afisha.london

А вам что ближе?

Я поняла, что за этот год технически выросла очень сильно. Раньше микрофон в колонку воткнуть не всегда получалось. Я бы и представить не могла, что возьмусь за технически сложный перфоманс, но мой последний проект завязан на технику: два проектора, скайп, куча аппаратуры для того, чтобы звук был качественный. Я прошла сложный творческий путь, который не состоялся бы, приди я к специалисту, который выдал бы готовое решение. На это, конечно, нужно время, но зато есть возможность пробовать технологии не в качестве средства, а полноценно их интегрировать, делать частью творческих решений.

О тернистом пути и перспективах профессии

Ада, давайте поговорим о привлекательности профессии как таковой. Даже если есть талант, каковы перспективы? Что ждет студентов после окончания театральных ВУЗов?

Мои лондонские коллеги смотрят сторону Германии, им она кажется привлекательной. Там театр поддерживается государством, выделяются огромные бюджетные средства. Тем не менее, не стоит идеализировать ситуацию, представляя, что пробиться в эту систему легко. Она довольна консервативна. Специалист должен пройти определенные этапы: поработать ассистентом режиссера, быть задействованным в каких-то небольших вспомогательных ролях, прежде чем его допустят до собственных постановок. В Лондоне — коммерческая система, она опирается на продюсерский театр, на то, что будет покупаться. Всевозможные эксперименты рассчитаны на малую аудиторию, серьезным продюсерам это не очень интересно. Есть исключения, люди пробиваются, но на первых порах приходится нелегко. Многие выпускники ищут дневную работу: в офисе или в ресторане, а в свободное от нее время продолжают ставить театральные эксперименты, надеясь, что их заметят. Для меня это звучит печально. Последние 6 лет, с тех пор как я окунулась в эту среду, я зарабатываю исключительно своими проектами.

В России переходного момента между окончанием ВУЗа и началом работы в театре не существует. Надо себя пробовать и искать, а мест, где это можно делать, практически нет. Вот над этим надо работать обязательно, не можешь же ты выпуститься из театральной академии и сразу стать Олегом Табаковым?

О путешествиях и культурах

Где вы планируете продолжать: в Англии, в Германии, в России?

Последние три года я довольно много передвигаюсь между странами — мне это нравится. Но обязательно буду делать проекты в России.

Интересно с разной публикой взаимодействовать?

Да, мне интересно быть неким мостом между разными странами, культурами, что-то переносить и привносить методом «перекрестного опыления». Сейчас я готовлю перфоманс RiskLab, который состоится в Лондоне 4 и 5 октября. В нем будут задействованы еще два художника, они присоединятся ко мне по скайпу. Одного из них — Абишека Тапара — я встретила в Амстердаме, он из Индии. Второй — Анис Хамдун — художник и режиссер из Сирии, сейчас он находится в Берлине в статусе беженца, но продолжает там работать. За свою первую постановку в Германии он получил премию «Пьеса года». С этими художниками, в рамках перфоманса, мы рассуждаем, что такое риск в искусстве в разных странах. Как раз то, что я путешествую, и помогает делать такие проекты.

Рассуждение в рамках перфоманса — что это значит на практике? Вы поднимаете вопросы, которые заставляют людей задуматься?

Я бы не стала использовать слово «заставлять», мне ближе понятие диалога. У меня действительно есть какое-то количество вопросов и нет однозначных ответов на них. Скорее, я задаю их кому-то еще и мы вместе пытаемся найти на них ответы.

Драматический VS Экспериментальный

В России не слишком много подобных событий или они просто не на слуху?

Я бы не сказала, что их нет, просто они, к сожалению, находятся на периферии. Это происходит по многим причинам: из-за недостатка финансирования, отсутствия возможности молодым артистам выступать на открытых сценах, где можно пробовать, ошибаться. В Лондоне, например, есть огромное количество площадок, которые занимаются именно подрастающими художниками, дают им возможность развиваться, ставить эксперименты.

Например, мой RiskLab пригласили в Camden People’s Theatre. Мы с ними делим прибыль: я получаю 60% от кассы, они – 40%. Театр, в свою очередь, получает субсидии за то, что дают современному экспериментальному искусству возможность развиваться. В России тоже появляются новые фестивали, которые поддерживают театральные эксперименты. Но у нас, конечно, преобладает один жанр — драматический и в «театральной коробке»: сцены — зрительный зал. Все остальные направления надо подтягивать.

В России, драматический театр — мейнстрим: дорогие билеты, их не достать, о постановках все говорят, задействованы известные актеры. Экспериментальные постановки тоже есть, но их, мне кажется, гораздо меньше, чем в Европе.

Я бы так не сказала. Все же на больших сценах в России тоже показывают эксперименты и актуальные темы там тоже звучат, например, в Гоголь-центре.

Да, но кроме Гоголь-центра ничего даже в голову не приходит, если честно…

Есть такой фестиваль TERRITORIЯ, который существует уже 13 лет (я, кстати, была студентом их фестивальной школы), в Петербурге появился фестиваль «Точка доступа», который занимается театром в нетеатральных пространствах. Есть много экспериментирующих небольших театров и независимых художников. Появляется, наоборот, тенденция действовать не на автомате, а задавать себе вопрос: А почему мы делаем всё время так? А что если по-другому? Какой формы требует моя идея? Надо просто дать этому немного времени на развитие.

Об отношениях подростков с театром

Что могло бы дать толчок такому развитию?

Было бы здорово, если бы образование смотрело в эту сторону, ведь первый контакт с театром очень важен. Куда, например, водят школьников? На определенный тип драматических постановок по школьной программе. Может, и спектакль-то прекрасный, но он никак не связан с жизнью подростка, и в дальнейшем ему неинтересно становится ходить в театр. Театр, доступный для школьников и молодежи, должен быть разный и вокруг него необходимо выстраивать образовательную программу.

То есть школы должны с театрами взаимодействовать?

В Германии, например, почти в каждом театре есть образовательный отдел, который занимается работой со школами. Они приглашают школьников на спектакли, а перед тем, как ребята идут их смотреть, с ними проводят трехчасовой мастер-класс. Задача мастер-класса — обсудить вопросы, которые художник в спектакле поднимает, как эти вопросы связаны с самими подростками. Они там сами что-то пробуют, ставят сценки, примеряют на себя роли. После спектакля — обсуждение увиденного: что поняли, что понравилось, а что нет. Такая работа позволяет выстроить отношения, диалог между подростком и театром на равных и через практику, а не лекцию. Это очень важно. Художники все же не для себя создают, хотя некоторые и забывают об этом.

В Англии что-то подобное есть, образовательные истории для школьников?

В Англии немного по-другому устроена система, здесь очень много community проектов. Это огромное направление здесь, которое появилось в 70-е годы и до сих пор актуально. Community вовлекают людей в занятия искусством, помогают реализовать их творческий потенциал и таланты. Работают они, соответственно, с любыми группами, сформированными по какому-либо признаку: с подростками, взрослыми, мигрантами, женщинами и так далее. К сожалению, до сих пор есть четкое разделение между community театром и профессиональным театром, они не пересекаются. Мне кажется, от их взаимопроникновения выиграли бы все.

А как в России дело с этим обстоит?

В этом вопросе Россия напоминает Англию. У нас тоже, нельзя отрицать, большое количество театральных кружков в школах и институтах. Но и здесь вопрос в пересечении: так называемого «профессионального» театра и «любительского». Люди в театре словно сидят в замке из белой кости и говорят: то, что мы делаем, это искусство, а то, что вы, ребята, делаете, за окном, в своем маленьком ДК – это фу-фу-фу, давайте не будем это путать. А мне как-раз кажется, если эти непересекающиеся прямые вдруг пересекутся, это не только любительскому театру подарит возможность развиваться, но и профессиональному даст больший контакт с реальным миром.

О самых ярких перфомансах

Кто вам в театральном мире наиболее симпатичен на данный момент?

Могу вспомнить несколько театральных событий, которые произвели на меня огромное впечатление. Сигна Кестлер, художница из Дании, которая показала работу «Мы собаки» на фестивале в Вене. Этот иммерсивный пятичасовой спектакль проходил в многоэтажном здании, где находились 50 актеров, все они взаимодействовали со зрителями – невероятное зрелище.

Саймон Макберни, чья театральная компания Complicite находится в Лондоне. Его перфоманс Encounter – рассказ о том, как американский путешественник отправился в джунгли Амазонки, о столкновении западной цивилизации с южноамериканским племенем. При этом все звуки: джунгли, Амазонку, разговоры – мы слышим не со сцены, а через наушники, а производит их сам Макберни в режиме реального времени на сцене. Это невероятные высоты театрального языка.

Еще одно сильнейшее впечатление — перфоманс моего партнера по RiskLab Абишека Тапара, посвященный электронному мусору. Мы покупаем очень много техники: телефоны, холодильники, телевизоры, постоянно их меняем, а куда это все потом девается, куда выбрасываются старые, не знаем. Оказывается, 70% такого мусора вывозится в Индию и складывается в городах и деревнях, которые просто завалены хламом. Абишек создал перфоманс, где рассказывает о своем путешествии в «страну электронного мусора». При том, что это острая социальная тема, он создал прекрасную, легкую, юморную историю и нашел для нее очень красивое эстетическое решение.

О риске в искусстве

Расскажите, пожалуйста, о RiskLab, какие вопросы вы поднимаете в рамках перфоманса?

RiskLab исследует связь искусства и риска в разных странах. То, что в Англии называется креативным риском и то, что рискованно в России – совершенно разные вещи.

В чем принципиальная разница?

В Лондоне, даже в моей учебной программе написано: вы должны научиться брать на себя креативные риски. Риски заключаются в том, что ты пробуешь что-то новое и выходишь из привычного амплуа, поэтому можешь прогореть финансово, может случиться провал. Для меня, как для человека, работающего в этой сфере в России, риск, в гораздо большей степени, связан с возможным политическим контекстом. Художники у нас попадают под домашний арест, их работы запрещают, могут «казаки» прийти на спектакль и его сорвать. Понимание риска — разное. Мне стало интересно именно эти моменты сравнить, вовлечь местную публику в обсуждение и рефлексию на эту тему. Где в мире есть художники, которые рискуют? Важно ли нам разделять этот риск с ними? Интересно ли нам, чтобы художники рисковали, что это нам, как публике, дает? Готовы ли мы их защищать, если они попали в трудную ситуацию из-за того, что их искусство вызвало большой резонанс?

В Лондоне состоятся два разных перфоманса: 4 и 5 октября. В первый день мы будем говорить о политическом риске для художника в разных странах. Во второй — про «арт-преступления», вторжение художника в публичное пространство на примере Британского музея, коллекции которого тесно связаны с историей колониализма. Нас интересуют истории, которые рассказывают о них в музее, интересует, как мы можем поменять представленные нарративы, что можно с ними сделать.

Кто ваш зритель, кому это будет интересно?

Людям, которые любят современное экспериментальное искусство, театр. Тем, кому интересно узнавать про другие страны, про социальную проблематику в этих странах, кому близка политика. Ну и вообще всем тем, кто хочет попробовать что-то новое, увидеть интересный и неожиданный театр.

Увидеть перфоманс можно 4 или 5 октября — подробности тут 

Беседовала Елизавета Давыдова

Что еще интересного на сайте:

• Интервью: актриса Ингеборга Дапкунайте
• Cabaret Noir. Ностальгия или модный сценический эпатаж?
• Премьера: английский фильм «Нуреев»
• Театральный Лондон: лучшие постановки в сентябре
• Интервью с известными людьми