Максим Диденко — о спектакле «Девушка и Смерть», театре, жизни, соцсетях и работе в Лондоне

Максим Диденко — режиссёр нарасхват. В России он ставил «Цирк» в Театре Наций, «Черного Русского» в московском особняке Спиридонова, «Чапаева и Пустоту» в «Практике», а в Лондоне отметился мультимедийным спектаклем «Девушка и Смерть». Перед премьерой, в 2018 году, журнал Afisha.London общался с режиссёром и поговорил с ним о постановке и других вечных вещах. 

О глубинке, мегаполисах и русских людях

— Максим, вы ведь не в первый раз в Лондоне с гастролями?

— Я дважды помогал организовывать и режиссировать гала-вечер «Подари жизнь» вместе с Диной Корзун. Ставил спектакль «Звёздный мальчик» по мотивам сказок Оскара Уайльда. Так что последние несколько лет я бываю здесь довольно-таки часто. Сейчас так получилось, что продюсер — Саша Маркво предложила поставить спектакль здесь.

Telegram канал

— Насколько комфортно вам в Лондоне работается?

— Мне классно. В Москве у меня куча дел, куча друзей, постоянно приходят приглашения на какие-то вечеринки, премьеры. А здесь меня никто не знает, я сконцентрирован на работе и не отвлекаюсь, мне нравится.

— Лондон — ваш город?

— Да, тут симпатично, но супер многолюдно, особенно в районе Сити, где мы репетируем. Сесть в метро, даже пройти по улице — это просто абсолютнейшая жесть. Я такого нигде в мире не встречал, а побывал, кстати, много где. Это можно только с Нью-Йорком сравнить, но даже там я не попадал в такую гущу людей, движущихся со скоростью 50 метров в секунду — это толпа, как в фильме «Метрополис» Фрица Ланга. Хотя, наверное, в Москве такое тоже встречается.

Максим Диденко / Фото: Личный архив

— В московское метро не спускаетесь?

— Редко. Но на улицах такого ужаса точно нет. Здесь ведь люди просто идут по проезжей части, потому что они на тротуары не помещаются!

— Просто в Лондоне узкие тротуары…

— Да, в Москве, кстати, их расширили и там могут тысячи пройти.

— Вы остались по ритму жизни питерским человеком?

— Нет, я — абсолютно интернациональный человек. Мне, например, очень нравятся Берлин, Москва, да и Лондон, в принципе, нравится. Сейчас был в Чикаго, там мне тоже было очень круто. Нью-Йорк я люблю.

Читайте также: «Эмиграция — это жёсткая школа»: Сева Новгородцев — о работе на Би-би-си и жизни в разных странах

— Вы очень позитивно относитесь ко всему. А был какой-то город, который вам не понравился?

— Ну, вот если поехать в русскую глубинку, нелегко там, конечно. Можно всегда обнаружить положительные черты и как-то себя к этому приспособить, но в целом после той же Москвы приезжать в русскую глубинку довольно тяжело. Там своеобразная атмосфера.

— Часто там бываете? Ваши спектакли вывозят за пределы Москвы и Петербурга в России?

— Случается. Скоро, например, я буду ставить в Перми оперу с Теодором Курентзисом.

Mico Solutions

— Ну, Пермь — это всё-таки не глубинка. Там публика ко многому готова.

— Я поставил в Новосибирске спектакль «Я здесь» по текстам поэта и эссеиста Льва Рубинштейна, и он там с некоторым успехом идет, хотя он достаточно сложный, но публика его принимает. Сейчас мой спектакль «Конармия» по Бабелю был на гастролях в Ярославле, шёл на сцене Волковского театра — главного драмтеатра этого города. Спектакль радикальный, я думал, будут плеваться. А восприняли все очень даже круто. В России много интересных, талантливых людей, которые живут вне Москвы и Петербурга. Есть, конечно, какой-то политический бэкграунд фоновый, но люди живые и умные. Я не думаю, что Россия наполнена гопниками, это не так. К тому же я считаю, что делаю спектакли, которые понятны абсолютно всем.

— В одном из ваших интервью я прочитала, что кто-то из зрителей во время спектакля плюнул на сцену и ушёл.

— Да, это было как раз на «Конармии» по Бабелю, но сам я этого не видел.

Фрагмент из спектакля «Девушка и смерть»

— А вообще часто люди уходят с ваших спектаклей, и как вы это воспринимаете?

— Я редко смотрю свои спектакли, предпочитаю делать новые вещи. Если я буду ходить на все свои спектакли, некогда будет работать. И потом, мне достаточно тяжело на все это смотреть. Когда есть возможность порепетировать, я иногда прихожу на ревизию.

— Тяжело в каком смысле?

— Ну, это нервно очень. Вот я смотрю из зала и что-то оказывается не так, как должно быть, а я уже не могу на это никак повлиять, от таких мыслей мне становится только хуже.

Читайте также: Зачем в эмиграции водить детей в театр на родном языке

О путешествии из мира живых в мир мёртвых

— Давайте о спектакле «Девушка и Смерть» поговорим. Чем вас зацепила история?

— Ко мне пришла Алиса Хазанова с биографией Валентины Караваевой — русской артистки, которая проснулась знаменитой, снявшись в фильме «Машенька», который стал очень известным, а актриса получила престижнейшую Сталинскую премию. Потом случилась трагедия: автокатастрофа, после которой на лице у неё остались серьезные шрамы, карьера свернулась… Валентина вышла замуж за английского атташе и жила в Лондоне некоторое время. Потом отказалась от какого-то феноменально большого  наследства (около 2 миллионов фунтов) и вернулась в Москву. Вернулась в надежде продолжить театральную карьеру, но этого не случилось. Вела очень замкнутый, одинокий образ жизни, практически не выходила из квартиры. И снимала себя на киноплёнку, разыгрывая роли, которые не сыграла в театре и кино.

Gala ballet 2025

О том, что Валентина Караваева умерла, стало понятно только когда залило соседей, так как перед смертью она включила воду в ванной. Её обнаружили в квартире, запутанной в пленках, в воде. От всего снятого за 20 лет материала осталась, буквально, пара плёнок, всё остальное погибло в воде. В этой истории есть поэзия, трагичность, мне она понравилась, поэтому я согласился сделать спектакль. Мы позвали драматурга Валерия Печейкина, который и написал для нас эту пьесу по мотивам биографии. Это совершенно независимое, законченное литературное произведение. Во многом — фантазия, состоящая из обрывков киносценариев тех фильмов, в которых снималась актриса.

— Вы просматривали то, что уцелело из её пленок? Они остались в архивах?

— Мы просмотрели все материалы, но решили не использовать никакие кадры, кроме тех, которые сняли сами. Мы делаем спектакль, который совмещает кино- и театральный языки. Это такой визуальный аттракцион, с одной стороны, с другой — это история о путешествии человека из мира живых в мир мёртвых. Главный персонаж, условная Валентина Караваева, принимает собственную смерть, и в секунду, когда она умирает, она видит в перемотке всю свою жизнь.

Читайте также: Эмма Уотсон и Эмма Томпсон: что вы знаете о британских актрисах? Пройдите наш тест

О проекциях в социальных сетях

— То, что делала Валентина Караваева, можно условно назвать прообразом современного видео-блоггинга. Насколько привлекательным во всей истории был этот момент?

— Конечно, в начале у нас была идея про блоггинг. В каком-то смысле актриса, действительно, в течение 20 лет записывала stories. Огромное количество ролей, которые Караваевой так и не удалось сыграть, она разыгрывала перед камерой, и эти видеозаписи складывала под диван. В этом смысле история очень актуальна. Она рассказывает о том, что душа человека и его образ перемещаются из физического в мир воображаемый, иллюзорный, на экран. В каком-то смысле все мы существуем всё больше и больше на экране, а не в реальной жизни.

мода картины

— Проецируем некие образы?

— Да, и других людей тоже узнаем через Facebook и Instagram, а не посредством реального контакта. У меня много таких друзей в социальных сетях, которых я никогда в реальной жизни не встречал, но очень интимные подробности из их жизни невольно узнаю.

— Как вы думаете, почему люди так любят про себя рассказать в социальных сетях, а личного общения избегают?

— Это перфоманс. В древней Греции проходили же мистерии, в которых не было зрителей, участниками были все. В каком-то смысле сейчас Instagram — это такая digital-мистерия, в которой все участники являются персонажами. Чаще всего к реальным фигурам маски, которые люди на себя надевают, не имеют никакого отношения. Люди отгораживаются от мира, создавая собственный образ, и понять, какой человек есть на самом деле — самое интересное. Я думаю, в этом смысле театр — один из лучших инструментов. Вообще искусство: литература, музыка, театр, кино помогают нам понять и исследовать, что такое человек. Но только в театре вы имеете возможность наблюдать живого человека здесь и сейчас, в момент мистерии.

Спектакль Диденко «Чапаев и пустота» / Фото: театр «Практика»

— С Алисой Хазановой вы сразу начали работать над проектом. А с Алексеем Розиным как получилось?

— Я Лёшу отлично знаю, мы давно мечтали поработать вместе. Я его приглашал в несколько своих проектов, но всякий раз он был очень занят, его съёмки совпадали со временем наших репетиций. Когда мы с Алисой решили, что нужен второй артист, и начали перебирать имена, как-то совместно выбрали Лёшу, этот вариант всех очень устроил. У него тоже получилось — счастливое стечение обстоятельств.

Читайте также: Кина не будет! Как забастовки в Голливуде повлияют на зрителей

О том, куда можно и нужно ходить

— Что бы вы посоветовали посмотреть тем, кто едет в Москву или Санкт-Петербург? Какие ключевые имена, знаковые спектакли?

— Если вы поедете в Петербург, нужно обязательно идти в БДТ, смотреть спектакли Андрея Могучего, Андрия Жолдака. Можно пойти в МДТ на Додина — это классика. Стоит сходить в Театр имени Ленсовета на Бутусова.

Рождественский Лондон: парфюмерное путешествие сквозь время

В Москве можно ходить почти на всё в Гоголь-центр. Имеет смысл смотреть все спектакли Кирилла Серебренникова. Можно смотреть Константина Богомолова везде, где вы его обнаружите. Обязательно нужно зайти в Электротеатр, посмотреть, что там есть, обязательно — в театр «Практика», в Театр Наций. В центр Мейерхольда тоже имеет смысл, там все неровно, но есть замечательные вещи. Это то, куда я сам хожу, больше особенно никуда не заглядываю. Ну, понятно, что в Большой театр, в театр Станиславского тоже можно и нужно ходить на совсем другие вещи.

— А вот про «Цирк», который вы поставили в Театре Наций. У нас как раз Ингеборга Дапкунайте была недавно в составе «Беспринцыпных чтений», мы с ней общались, и про «Цирк» многое всплывало в разговорах. Это мюзикл?

— «Цирк» — это не мюзикл в чистом виде, это музыкальный спектакль с драматическими актёрами. Там есть, например, профессиональный певец, который до этого спектакля 15 лет не выходил на сцену, а был директором клиники пластической хирургии — как-то так вышло. Скажем так, официальное музыкальное сообщество «Цирк» как мюзикл не признаёт. Но мне совершенно наплевать на то, кто что признаёт, мне интересно делать вещи в том виде, в каком я считаю нужным.

Я люблю, когда в спектаклях поют. Мне кажется, что архаическая внутренняя природа человека выражает себя в полной мере только в пении и движении, поэтому у меня в большинстве спектаклей поют. Иногда их называют мюзиклами. Мне это не так важно, мне важно, чтобы зритель был вовлечен, и чтобы мне самому нравилось. У нас есть идея привезти «Цирк» в Лондон. Мы ведём длительные переговоры, не очень пока понимаю, на какой стадии они находятся. Но такая идея есть и надеюсь, она реализуется уже в следующем году.

Читайте также: Интервью: актриса Ингеборга Дапкунайте

— В новом спектакле пение, музыка и танцы тоже играют важную роль?

— В меньшей степени, но да, конечно. Это, скорее, такая нуарная видеоинсталляция и здесь как раз большую роль играет текст, его там довольно много. Но визуально это тоже сильная вещь, и все движения артистов я стараюсь выверять, чтобы они превращались в точные пластические партитуры.

— Вы относитесь к своим работам одинаково или среди них есть любимые?

— Каждый спектакль — это своего рода страница в дневнике, запечатлённый средствами театра срез времени, моего окружения, моего состояния. Наверное, любимое — это то, что происходит со мной здесь и сейчас, что я делаю в данный момент. Если оно не будет любимым, то не получится хорошо.

Фото на обложке: Кристин Арден

парфюмерный завтрак

Читайте также: 

Ядовитый концептуализм: три книги Владимира Сорокина, которые стоит прочитать

Pop Art Мастер: тест на знание картин Энди Уорхола

Льюис Кэрролл в России XIX века: монастыри, театры и русские щи